Алексей Молодцов "Как я вижу себя в литературе?"

   

фото Молодцова.JPG

   Наш мир – довольно холодное место. Что в сравнении с его холодом какое-то «потепление»? Просто природа не лишена чувства юмора. И тем не менее, человеку нужно как-то и чем-то греться. Или время – это просто заведенный кем-то секундомер умирания? Должен же быть и вечный огонь!

На свете хорошо горят несколько вещей: нефть, уголь, газ и слова. Считайте это лестницей дематериализации. В моих краях много угля. В нем есть что-то от слова. И язык ведь – тоже залежь, месторождение затвердевших и ставших полезными ископаемыми слов, сказанных когда-то впервые Адамом. И уголь – отложенные веками груды когда-то живых, растущих деревьев. Но так повелось, что слова – не уголь. Установить это не трудно: слово, в отличие от угля, горит – и не сгорает. Постоянно используется и не заканчивается. В то время как запасы угля тают, тают. Слова – находка для современного поборника экологии: использовал – передай другому! Надкусил – и поделись с другим! Прямо изо рта – в рот. От факела к факелу. Огонь перейдет, а слово окрепнет, обрастет полезным горючим веществом, возвратившись в языковые недра. Обновится, очистится, переродится. Вполне современное безотходное производство.

Человек расточителен. Он бережет ресурсы так, что они тратятся вдвое быстрей. Впрочем, есть и неизменные законы. Они всегда удивительны. Например, что количество переходит в качество. Люди умудрились сказать и написать так много и так быстро, что языковую залежь они попросту взорвали. Огонь, конечно, полыхнул, как при взрыве атомной бомбы. А потом нас накрыло облаком пыли и песка.

Слова перестали гореть: многовекового горючего ядра как не бывало, а огонь на ровном месте не родится. Песок все-таки с горением не вяжется. Но он лезет изо всех дыр, как из асфальта в ветхом городе. Мне, степняку, слишком легко представить литературу пустыней иссохших слов, одинаково ничтожных перед равнодушным и нестерпимо полыхающим небом. Песок раскален, но он не горит. Умопомрачительный надрыв.

В сентябре к нам залетал суховей, и я пару дней вытряхивал песок из волос и одежды. Даже с новых книг я сдуваю пыль. Я иду по песчаной литературной пустыне. Мои карманы полны угля, а спички стоят куда дешевле, чем книга. Уголь живее песка. Зачем литературе было становиться песочным замком, когда она должна быть вечным огнем? То там, то тут, то на той, то на этой странице мне еще мерещится не оазис в пустыне, а настоящее пламя. Разрастется ли оно? Или это Фата Моргана? Я подбросил бы в него несколько настоящих, горючих, угольных слов.